Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на диеты...
Черно-белый снимок в простой деревянной рамке он держал обеими руками, большим пальцем правой водя по улыбающемуся изображению жены. Его собственный лик был хмурым, губы плотно сомкнуты. В тот миг его вновь накрыла волна боли, которую он уже привык терпеть и порой не замечать. Травы, которыми его поила Ивона, а затем и Со́лли, не помогали, да и не могли помочь. Но сказать об этом он так и не решился: слова застревали внутри, что-то не давало им выйти наружу. Он не мог сказать что это, он не знал этому названия. Но он знал, что внутри от этого тепло и радостно, как от солнечного луча в холодный день, выглянувшего из-за тучи и пощекотавшего твое лицо.
Он остался здесь, потому что ему некуда было идти. Здесь, среди тех, кого он создан ненавидеть и убивать. Он годами подавлял в себе оба эти желания, но до конца так и не смог. Были минуты, когда они брали вверх, и тогда он уходил в лес, подальше от деревни, где стоя на коленях, часами греб землю, сбивая пальцы в кровь, будто рыл могилу, а из горла рвался дикий крик.
Однажды, обессиленный, не смог встать, да так и остался лежать на влажной после дождя земле, источающей прелый аромат опавшей листвы. Очнулся от чьего-то легкого прикосновения. Эта была Ивона. Ее глаза блестели от слез, и она, утерев их ладонью, принялась что-то говорить, но он, еще не придя в себя, находясь, словно в забытье, не понимал ни слова. И только по интонации чувствовал, что это слова радости. Он сел, обхватив руками колени, и слушал, слушал... молча и впустую смотря перед собой...читать дальше

@темы: Ангелы тоже смертны